Д Кузиманза - Чудища из-за миров[СИ]

Летим…

Туристки в телефоны стрекочут уже без истерики, сообщают, над чем пролетают. Я и сам хотел сыну позвонить, но что я смог бы ему сказать: "Лови папу!" Решил раньше времени никого не расстраивать.

Надо сказать, сил у смерча оказалось не очень много. Через какое-то время я почувствовал, как подъёмная сила уменьшается, а потом и вовсе началось снижение. К моему облегчению спуск вниз проходил не падением в штопор, а на бреющем полёте под углом к земле… не к земле, ура! — к воде…

А теперь представьте себе: степь, балочка, то есть, овраг. Табличка: "Зеленолужское море". Не море там было, а водохранилище. Когда-то. Одни мутные лужи и остались.

Возле оврага несколько человек косят траву. Вдруг степь темнеет, налетает туча, ветер и — смерч сбрасывает вниз наш этаж и этаж с водой. Вода заполняет овраг, рыба и прочая живность летит в воду, а если не повезло, то на берег. Мы с туристками и уткой, украшенные водяными лилиями, приземлились на мелководье.

Что тут началось!

Косцы побросали косы и грабли, руками размахивают, орут, как ненормальные. Со степной дороги свернули к оврагу несколько машин и мотоциклов, из них тоже люди повыскакивали. Шум, гам.

— Смотри, лягушки! Я уже лет десять ни одной здесь не видел.

— А рыба-то, рыба! Плотвички, окуньки…

— Щука! Братцы, там, в воде щука!

— А это кто же? Что за люди?

— Балда, не видишь: водяной бог и русалки. И утка их почтовая.

— Точно бог, кто ж ещё. Наверное, для разведения всех сюда принёс.

— А русалки ничего. Без рыбьих хвостов, но так даже лучше!

Я тогда это каким-то вторым планом воспринимал, мне важнее было сыну позвонить. Не тут-то было. Вытащили нас из воды, и один из них, тот что первым на машине примчался, говорит мне:

— Слушай, это… как тебя… Плутон…

— Нептун! — ткнул его в бок приятель.

— Ну да, ну да, Нептун! Ты, понимаешь, какое дело: я из соседней области, и у нас там речка мелеть и пропадать стала. Главное, ведь большая, важная речка, столько городов на ней стоит! Я понимаю, ты за свой участок ответственный, но звякни какому другому богу, может, у него руки до нас дойдут.

— Сейчас, — говорю ему со смехом, — разбежался. Мне домой пора.

Так что ты думаешь?

Эти охламоны забрали у нас телефоны, женщин заперли во флигеле, меня — здесь, и уже целая очередь создалась на заливку и обрыбление водоёмов. Говорят: "Пока все заявки не выполните, мы вас, боги, не отпустим!"

Сделайте же что-нибудь, зотя бы смерч сюда направьте…"

Но смерчем или чем другим принялся распоряжаться шеф, а Сверкалову поступил приказ ехать теперь уже на север, в самые горы. Там обнаружилась свидетельница. Звали её Лида. Когда рассказывала Демиду, то уже не выглядела неопытной трусихой.

А тогда… в первый вечер…

У неё была такая… м-м-м… отбитый зад, что не знала, как его устроить на деревянной скамье. Скамья та в гуральской корчме была длиной с плоский склон горушки. Вкус к жизни и вкус чая с вишнёвкой Лида почувствовала только тогда, когда подложила пуховик под свои избитые четыре буквы и облегчила свои страдания. Исчезал "коктейль" так же быстро, как сегодняшние отрезки склона, на которых удавалось ей удерживаться на лыжах. А когда видела дно глиняной кружки, то чувствовала себя так, словно опять лежала… хорошо, если в сугробе и в стороне от спуска. Разница была только в том, что с деревянной скамьи легче встать и пойти заказать очередную порцию чая. А вот встать со снега и при этом удержаться на лыжах…

Корчма называлась "Поднебесная", и Лида чувствовала, что двигается именно в небеса: приятная расслабленность от вишнёвки, огоньки свечек на столах…

— Ты глупая и упрямая, — бормотала с полным ртом вареников Анька. — Если бы заплатила кому-нибудь из этих симпатичных инструкторов, то было бы кому таскать тебя по снегу. И твои лыжи тоже.

— Отстань, не буду я позориться перед сопляками.

— Так возьми старого! — захихикала Анька.

— Где? У меня впечатление, что инструкторов берут на работу из модельного агентства. Детского. Все они моложе меня и изящны, как тростинки. А у меня не сорок кэгэ.

— Угу, что-то в этом есть. Ну, тогда не жалуйся на мои блестяще-профессиональные советы и трудись методом проб и ошибок. Зато останется больше денег на чай с вишнёвкой.

— Наверное, переключусь на жжёнку, — вздохнула Лида, — классно её здесь подают. Хотя нет, у меня от неё изжога.

Переключалась и в другом, переносила тяжесть тела с одной ягодицы на другую. Кому-то покажется глупым или нелепым, но для Лиды сейчас боль в этих частях тела руководила всем её поведением. Маленький огонёк на столе перед ней дрожал так же, как и она.

Трусиха в горах!

Боялась приехать с Аней в заснеженную местностьна высоте километра. Боялась ночного мороза. Боялась брать напрокат снаряжение и стоять на скользком склоне. Дрожала при одной мысли о падении и насмешках. Глядя в глаза поучающих её, не была уверена, что овладеет новыми умениями. Сочувствовала лыжникам-желторотикам и представляла себе, как болезненно всё новое и новое неуклюжее приземление.

Вот Аня думала иначе, для неё отбитый зад был поводом для гордости! Наверное потому, что свой уже не отбивала…

Если бы не она, то Лида бросила бы всё к бесу или лесу. Кураж Аньки всегда подталкивал дрожащую подругу к действиям, как ей казалось, несовместимым с жизнью; тянул за шиворот.

Но сейчас…

— Болит у меня задница, я уже еле живая, давай вернёмся в гостиницу? — жалобным, немного охрипшим от чая и жжёнки голосом, предложила Лида.

— Не узнаю тебя, подруга. Ах ты, пьянь-рвань! Как твои божественные, сахарные уста пропустили такие трусливые слова? Вытянуть ноги ещё успеешь, а здесь так уютно и весело, сиди, — командовала Аня, доедая третью порцию вареников.

— Нет, я устала. А ты ешь, ешь…

Лида, мысленно охая, поднялась, надела куртку и побрела к двери. Гостиница была в нескольких десятках метров, вдоль дороги редкие и тусклые фонари всё же давали достаточно света. Правда, шёл небольшой снежок, но это даже приятно.

Она спустилась с крыльца и поковыляла по дорожке. Температура держалась чуть ниже нуля, поэтому середина дорожки была неприятно скользкой. С ужасом подумав об очередном падении, Лида отклонилась к обочине, где сверкал девственный снег. Старательно глядя под ноги, она сделала десяток шагов — и замерла, как вкопанная. Ну и дела! На снежной целине чётко отпечатались следы большой босой ступни.

Сначала Лида подумала о любителях-"моржах", но до ближайшего водоёма было несколько километров вниз в долину. Потом вспомнила о странном обычае выскакивать из бани на снег, но вокруг были только корчма, гостиница, ёлки и снег. Мысль о том, что кто-то для закалки ходит по снегу она тоже отбросила: следы шли из-за ёлок слева от дороги, пересекали её и терялись за ёлками справа. Это уже не закаляющийся, а хоббит-переросток какой-то.